В небе над левым берегом сверкали молнии. Освещали тучи на краткий миг и исчезали. На землю не падало ни капли дождя. Гулкие раскаты грома докатывались до стоящего вдалеке от берега одинокого вяза, до маленького костерка, разведённого под ним.
У костра сидели четверо — трое из лесного народа и человек со связанными руками. Эльфы рассматривали его с интересом, смешанным с презрением. Наконец он не выдержал, заговорил:
— Зачем вы пленили меня, дети леса? Что я сделал вам и вашему Отцу? Я жил по его законам. Я ходил тише шелеста листьев, не убивал без необходимости, не жёг костров. Я лишь следопыт, один из Вольных…
— Следопыт, — один из эльфов, на вид самый молодой, скривил нос, — от настоящего следопыта не несёт за десять вёрст гнильём, как от этого мерзкого phire!
«Phire, значит. Я тебе это припомню, выскочка. Шакал значит. Падальщик. Землеед…»
— Уймись, Dvirel`(«Соловей» — мысленно перевёл пленник.),— попытался осадить его старший, но тот не слушал. Не хотел.
— Законы Отца-Леса он соблюдал! Они не для тебя писаны, человечишка! Они лишь для детей Его! Для нас! Ваш народ тысячелетиями переводил Его на избы и землянки, на ваши уродливые крепости, даже на дрова для печи! Сколько крови Он потерял? Сколько пролили своей крови мы, когда отступали на восток?! Ты можешь соблюдать Его законы, но не должен надеяться на милосердие Его детей. Наш народ…
— Перед кем ты распинаешься, Dvirel`? — прервал его третий, до того молчавший, — это же деревенщина. Вольный. У людей короткая память, да и их век недолог. И если в их столицах ещё помнят о той войне, то в окольных деревнях считают, что Отец-Лес всегда был за этой рекой, а Королевства занимали половину Западного мира. Этот — не исключение, — и погрузился в молчание так же неожиданно, как и заговорил.
— Ты прав, Viragell. Перед кем… Это даже не phire, это… Нет такого слова на нашем языке, а ругательства этого трижды проклятого народа слишком  грязны для моего языка. Ладно, пора спать. Ты, Xan, заступаешь в дозор первым, — старший эльф кивнул, — затем —Viragelll, — средний не пошевелился.
Dvirel` хлопнул в ладоши, и костёр погас.
«Viragell. Волк. Волк-страж, что охраняет детей Отца-Леса. Xan. Мудрый. Нет, это нечто большее. «Познавший и понявший» — так, что ли? Эти имена внушают опасение. Эльф не получает имени при рождении. Его надо заслужить, показать, на что способен.
Тогда на что способны эти двое? И почему они подчиняются этому «Соловью»? Не всё так просто. Это не обычный патруль».

Выступили на рассвете. Шли по берегу реки. Потом Соловей решил развлечься.
— Ты знаешь, куда мы идём, даже-не-phire? Мы идём в сердце Отца-Леса, где Он сам будет судить тебя!
Пленник молчал.
— Неужели тебе не интересна твоя судьба?
— Меня много раз судили, Соловей. Я ни разу не бежал от наказания, но до сих пор жив,— раздельно проговорил пленник.
— Думаешь, что тебе повезёт и теперь? — «Соловья» эльф пропустил мимо своих заострённых ушей. Обычно лесной народ очень резко относится к переводу своих имён на язык людей, — И зря. Тебя ждёт лишь смерть.
—  Ты говоришь так, будто бы приговор уже вынесен.
— Так и есть, — эльф усмехнулся, — у нас один суд: и для детей Леса, и для Его врагов. Есть лишь одно но. За ребёнка леса могут заступится родичи, уверенные в его правоте. За тебя вряд ли кто-нибудь заступится.
Пленник не ответил.
Конвой входил в лес.

Долгожданный привал. Пленнику, позволив поесть, развязали руки. Конвоиры оживленно болтали, обсуждая видимо, победоносное возвращение домой. Никто из них и не заметил, как пленник уронил на землю маленький камешек, присыпал его землёй и что-то прошептал. Тихонько усмехнулся.. Слава Распятому, эльфы несведущи в предметной магии, а здесь, в земле, наполненной силой Отца-Леса, она подействует быстро.
Привал закончился. Пленнику связали руки, и повели в чащу.

Шум, треск ломающихся ветвей. Что-то огромное ломится сквозь заросли, наперерез тропе, по которой идёт конвой. Эльфы замерли, перебрасываются короткими репликами. Они явно не ожидали наткнуться здесь на что-то опасное. Лишь пленник спокоен, но конвоирам не до него. Грохот, где-то позади, эльфы оборачиваются.
Жуткая тварь, будто слепленная из глины и камня. Грубое подобие эльфа или человека — метров семь ростом, толстенные руки и ноги, голова едва возвышается над плечами. Злобно рыскает серым зрачком единственный глаз, безгубый рот открывается в рёве, похожем на грохот обвала,— голем. Подобные ему часто бродят в окрестностях эльфийских лесов, охраняя детей Леса от людей. Но что он делает так глубоко в чаще?
Волк не стал думать — с боевым кличем кинулся на врага, в прыжке вытащил клинок и ударил, целя в глаз чудовища. Огромная рука смяла его до того, как он сумел дотянуться, и прижала к земле. Раздался отвратительный влажный хруст. Несмотря на размеры, тварь отличалась хорошей реакцией.
Закрывая собой припавшего к земле, дрожащего Соловья, вперёд выступил Ксан. Он вскинул посох и запел. Голем направился к нему, но стал будто бы тонуть в земле. На каждом шагу он по колено проваливался в болото, созданное друидом. Но сдаваться тварь не собиралась, а силы оставляли Ксана…

Припавшего к земле Соловья сковал страх. Только что эта тварь, которой вроде бы положено защищать эльфов, играючи убила Волка. Ещё минута, и силы друида иссякнут. Тогда — конец. А он, тот кто должен быть величайшим героем своей страны, лежит на земле, замерев от страха.
Что-то толкнуло его в плечо, и эльф поднял голову. Пленник, но в его глазах нет ни капли страха. Он что-то быстро заговорил, но от страха Соловей ничего не понял и замотал головой. Пленник сплюнул и заговорил вновь, чётче и медленней.
— Развяжи мне руки. Дай арбалет и болты, они в твоём мешке.
Что-то заставило эльфа выполнять его приказы, а что — он и сам не понимал. Была в этом грязном пленнике какая-то  сила и власть. О том, что среди Вольных, которые состояли из беглых крепостных да бандитов, таких людей нет и быть не может, он тоже не задумывался.
Арбалет в руках человека казался игрушкой. Секунда понадобилась пленнику на то, чтобы зарядить его. Но за эту секунду голем сумел сделать последний шаг, дотянуться до Ксана и отбросить его в сторону, как тряпичную куклу. Друид ударился о дерево, упал и не поднялся. А голем  устремился к Соловью.
Зазвенела спускаемая тетива арбалета. Голлем загрохотал, рассыпаясь. Магия, делавшая его живым, была разрушена. Болт попал в единственное уязвимое место твари — глаз, и выбил его.
Соловей поднялся и отряхнул куртку.
— Человек, — медленно проговорил он, — прости, что говорил и думал о тебе плохо. Теперь я вижу, что сам Отец послал мне тебя. Моё настоящее имя  — Gwill-Tallaged, я сын Светлого Князя, что по воле Леса правит моим народом. Я прошу тебя, пойдём со мной на суд. Я и мой отец… Мы замолвим за тебя слово…
Пленник покачал головой, будто в раздумьях, затем кивнул.
Эльф с облегчением вздохнул и совершил роковую ошибку. Повернулся к человеку спиной.

Удар в спину. Не удар даже, пинок. Соловей растягивается на земле, и вот его руки уже связаны крепкой верёвкой. Головы Ксана и Волка (хотя с последним пришлось повозиться — Голлем превратил его чуть ли не в лепёшку) — в мешок. Кажется, всё. Пора выбираться из этого проклятого леса.

В небе над левым берегом сверкали молнии. Освещали тучи на краткий миг и исчезали. На землю не падало ни капли дождя. Гулкие раскаты грома докатывались до стоящего вдалеке от берега одинокого вяза, до маленького костерка, разведённого под ним.
У костра сидели двое — человек и эльф со связанными руками. Человек рассматривал своего пленника с плохо скрываемым презрением, хотя его лицо скрывал капюшон.
— Зачем ты пленил меня, человек? Я же обещал тебе прощение Отца-Леса. Неужели ты мне не поверил?
— Дурень из дикого леса, — в голосе человека была такая злоба и боль, что эльфу захотелось слиться с вязом, к которому он прислонялся, — ты думаешь, мне оно нужно?
Человек откинул капюшон. За то время, пока эльф был без сознания, тот успел смыть с лица грязь и сбрить недельную щетину, так что перед Соловьём предстал совсем другой человек. Эльф затрясся. Он никогда не видел этого лица, но узнал его сразу. Песнями об этом человеке эльфийки пугают своих маленьких детей.
— Меня называют Охотником, — вновь заговорил он, — я пришел к  Седой реке много лет после гремевшей здесь меж людьми и эльфами войны, до которой мне, впрочем, не было никакого дела. Не было, пока отряд ваших «следопытов» не сжёг мой дом. В том огне погибли моя жена и маленький сын. Я уцелел лишь потому, что отправился на охоту. Потом я нашёл этих мерзавцев и убил, но моя жажда мести не утолена. И я стал Охотником на эльфов. Теперь, я надеюсь, ты понял меня, эльф. Я продам головы твоих друзей инквизиции, а тебя, остроухий, сдам живьём.
Пленник промолчал, понурив голову.

В небе над левым берегом сверкали молнии. Освещали тучи на краткий миг и исчезали. Начинался дождь.